В проекте концепции учебно-методического комплекса модуля «Основы российской государственности» центральным содержательным элементом является третий раздел «Российское мировоззрение и ценности российской цивилизации». Он предполагает, с одной стороны, обращение к теоретико-методологической базе, к ключевым концептам «культурный код», «традиция», «ментальность, «культура», «идеология», «идентичность», а с другой — представление ключевых мировоззренческих позиций и понятий, связанных с российской идентичностью, в историческом измерении [10].

Творчество писателя-философа А. Платонова является отражением его системы взглядов на мир, сформировавшейся в эпоху расцвета русской философской мысли, грандиозных социальных экспериментов и потрясений (революция, коллективизация, индустриализация, культ личности, Великая Отечественная война). Писатель в своих произведениях одушевляет идеи своего противоречивого времени, проверяя их жизнеспособность, дает возможность и нам, читателям, задуматься о ценностях вечных и преходящих.

Андрей Платонов в своей статье о Пушкине, написанной в 1937 году, размышляя о значении его поэзии, назвал одной из самых важных характеристик творчества Пушкина «универсальную, мудрую и мужественную человечность» [6, с. 623]. Идеи, заложенные в платоновских текстах, говорят о том, что и сам писатель стремился к воплощению этих принципов.

Художественный опыт, проза Андрея Платонова, оригинального мыслителя, русского писателя-философа ХХ века, соединяет различные установки. С одной стороны — библейские реминисценции, связи с модернистскими течениями, причудливый синтез различных философских идей (отмечается присутствие в текстах его произведений в виде реминисценций или даже цитат мыслей Л. Авербаха, К. Маркса, Ф. Ницше, А. Бергсона, О. Шпенглера, З. Фрейда, П. Чаадаева, Н. Фёдорова, Ф. Достоевского, Вл. Соловьёва, Л.Толстого, В.Розанова, Н. Бердяева, В. Ленина, Л. Троцкого, Н. Бухарина) [8, с. 11]. С другой стороны — удивительная цельность прозы писателя. Неизменным на всем ее протяжении остается «набор» исходных мотивов, таких как уединенное сиротство людей, мир как умирание, оппозиция деятельного и созерцательного начал, осмысленное и бездумное существование. «Стилистический экстремизм» — так определил манеру его письма И. Бродский [2, с. 198]. Устанавливая типологические сходства Платонова с модернистской и постмодернистской литературой, И. Бродский говорит о том, что романы Платонова «описывают не героя на каком-то фоне, а скорее, сам этот фон, пожирающий героя. Поэтому, в свою очередь, и сюрреализм его внеличен, фольклорен и, до известной степени, близок к античной (впрочем, любой) мифологии». По мнению Бродского, большинство из модернистских авторов — от Кортасара до Айрис Мердок — могут «предложить все же меньше, чем Платонов», так как «в отличие от Кафки, Джойса или, скажем, Беккета, повествующих о вполне естественных трагедиях своих alter ego, Платонов говорит о нации, ставшей в некотором смысле жертвой своего языка, а точнее — о самом языке, оказавшемся способным породить фиктивный мир и впавшем от него в грамматическую зависимость». Видимо, поэтому же у Бродского возможно и такое сравнение: «Набоков против Платонова — все равно, что канатоходец против альпиниста, взобравшегося на Джомолунгму» [2, с. 204–207].

Цельность творчества, постоянство и однообразие мотивов не отменяли творческую эволюцию взглядов. Огромная пропасть была между молодым Платоновым — писателем-инженером, окрыленным надеждой грандиозной революционной переделки мира, и зрелым писателем Платоновым — человеком, в жизни которого трагическое неизменно брало верх (по обвинению в антисоветском заговоре был арестован его сын-подросток, когда же Платонову удалось добиться его освобождения, юноша уже был болен туберкулезом и вскоре умер; почти не прекращалась полная литературная изоляция; Великая Отечественная война, участником которой был Платонов). Нельзя не признавать, что все это внесло существенные коррективы и в его мировоззренческий опыт. Эволюционировали и герои его произведений — от деятельного преобразователя вселенной («Эфирный тракт», «Потомки солнца», «Лунная бомба») через носителей идей социального творчества («Котлован», «Чевенгур», «Счастливая Москва») до героя-странника с сокровенной душой, занятого не социальным, а духовным созиданием («Сокровенный человек», «Происхождение мастера», «Фро», «Афродита», «Юшка», «Река Потудань»).